График работы: ВТ – ВС с 11:00 до 19:00

Михаил Шемякин: «Родину не выбирают – ей служат!»

Сейчас художник живёт в замке под Парижем, а вторая его мастерская находится в Санкт-Петербурге, в квартире которую подарил ему Владимир Путин.
О правилах в искусстве, скандалах и свободе мы говорили с художником, чье имя на Западе уже давно стало брендом, а в России его считают своим…

© Из личного архива Михаила Шемякина

© Из личного архива Михаила Шемякина

Почему в современном искусстве так много скандалов. Таковы законы бизнеса?
— Чем скандал крупнее, тем и известности больше. Вот уже и весь мир узнал о мелких хулиганах из группы «Pussy Riot». Таким перфомансам – место в музеях современного искусства, а не в национальных галереях и уж тем более не в церквях.
Несколько лет тому назад, когда я жил еще в Америке, в Нью-Йорке проходила выставка Ван Гога. Люди стояли в очереди всю ночь, чтобы записаться на день, когда они смогут попасть в Метрополитен-музей. Когда «приезжают» Веласкес, Эль Греко, импрессионисты — народ идет на них. Поэтому мне кажется, что хоронить серьезное искусство пока еще рано. Но на сегодняшний день галерейный бизнес прежде всего связан с теми художниками, которые способны создать скандал. На этом всегда можно неплохо заработать. Деньги в современном искусстве играют такую большую роль, что роль самого искусства сводится практически к нулю.

А что в России?
— Вот рухнул Советский Союз по воле нескольких подвыпивших мужиков, которые собрались в какой-то лесной пуще и, не спрашивая мнение своего народа, решили, что СССР больше не будет.
И тут же выяснилось: все, что все делалось в СССР, – это плохо. И искусство тоже никуда не годное. И вот в начале 90-х началось строительство нового художественного мира. Это смешно, жалко и провинциально выглядело и выглядит по сей день. Но самое печальное, вместе с этим мы стали терять школу соцреализма, где вместе с массой пропагандистских картин и скульптур была великая школа реализма, были созданы серьезные произведения, работали крупнейшие мастера, которыми Россия обязана и должна гордиться.
Вот американцы — я там прожил 30 лет — умеют гордиться и своей современной школой, которую создал Лео Кастелли, и школой реализма, которая поныне существует, они внимательно присматриваются и имеют дело со всем, что творится на их территории. При этом у них работает много приезжих художников, которых они поощряют и считают своими. Таким образом, получается, что американское искусство представлено разнородными интересными мастерами, течениями и направлениями.

А много ли задействовано талантов из различных республик РФ? На одном Северном Кавказе столько талантливых скульпторов и графиков. А Сибирь! Я бывал в Ханты-Мансийске, в Новосибирске, в Красноярске – и видел много интереснейших художников, но кто ими интересуется в Москве, в Петербурге, кто их поддерживает, показывает западному миру?

Мы же сейчас теряем основное, в чем заключалась сила российского искусства. У нас была сильнейшая академическая школа. Сегодня она умирает. А что остается? Перепевы давно пройденного и какой-то довесок к западному искусству. То, что делается сейчас в России и выдается за новейшие течения и достижения, является жалким провинциальным подражанием западному модному «искусству». К этому ли должны идти мы, правнуки великого русского академизма в лице Карла Брюллова и Александра Иванова, внуки великого и всемирно признанного и ценимого русского авангарда в лице Павла Филонова, Эль Лисицкого, Казимира Малевича, мы, дети великих мастеров соцреализма в лице Александра Дейнеки, Александра Тышлера и других несправедливо забытых мастеров? Нет! Мы должны идти по своему сложному пути – пути серьезного большого искусства.

 

Как ваш Фонд в Санкт-Петербурге может помочь таким талантам?
— У нас нет поддержки со стороны государства, почти не помогают спонсоры. Все делаем сами — проводим выставки в самом центре Санкт-Петербурга в помещении, которое подарил мне президент Владимир Путин под мастерскую. Главная цель – развитие гигантского творческого потенциала России. Мы стремимся создать очередной культурный очаг в Петербурге. Идеи носятся в воздухе. И многие даже не подозревают, насколько они похожи друг на друга, изобретая те вещи, которые до них уже были изобретены. Зачастую «изобретают велосипед». В своих исследованиях я пытаюсь объединить и классифицировать это все, и если молодой художник хочет в данном жанре что-то сделать, он может посмотреть книгу, каталог, программу и придумать что-то оригинальное — будет новое слово в данной теме.

 

Ну, а куда пойти дальше этому молодому художнику, если он хочет славы?
— Есть понятие славы, есть понятие известности, а есть и желание общения со зрителем. Настоящий художник ни о какой славе не должен думать. Он не полководец, не маршал, не актер Голливуда. Художник – это молчаливый труженик, мыслитель, творец. Путь художника сложен и зачастую одинок, поэтому он весьма отличен от других профессий. А известность и признание приходят долгие годы спустя, иногда после смерти творца.
Что же касается славы, то художник, скульптор, график приносит ее своему Отечеству, своей Родине — об этом нужно помнить тем, от кого иногда судьба творческих людей зависит.
Кто-то становится славой России, а кто-то ее позором. Позорить свою страну, свой народ можно ведь не только бесстыдным воровством и коррупцией, ее позором могут быть безграмотность, упадок нравов, отсутствие морали и человечности. Безвкусица и убожество современной постсоветской эстрады — тоже позор России. Да и жалкое подражание на самом смешном провинциальном уровне в постсоветском изобразительном искусстве является тревожным признаком.
Нельзя забывать, что лицо нации – это ее культура. Незадолго до смерти академик Дмитрий Сергеевич Лихачев написал, что «если у нации нет культуры, ее существование бессмысленно». Вот уже много лет государственные чиновники всеми способами стремятся к уничтожению российской культуры. Разрушаются памятники архитектуры, в плачевном состоянии музеи провинции. Деньги, выделяемые на поддержку культурных проектов, смехотворно ничтожны. Без помощи спонсоров из богатых промышленных компаний и предприятий российской культуре не быть! Ответственность творцов за сохранение самобытности и неподкупности российского искусства как никогда велика.
Избежать следования модным течениям и танцев под дудку торговой «мафии от искусства», творить для действительных достижений в области своего творчества – сложно, трудно, но необходимо. Поэтому, когда молодые художники обращаются ко мне за советами, я первым делом объясняю, что если они жаждут славы или быстрых денег, и это главный их интерес, то им следует обратиться к нескольким модным художникам и скульпторам, которые обучат их искусству зарабатывать деньги и дешевую славу, однодневную популярность. Художник, который пришел к Шемякину, должен понять одну вещь: наша профессия очень сложная и, хоть и благородная, но не всегда благодарная.
Допустим, если вы решили открыть сапожную мастерскую, вы со временем станете приобретать дорогую кожу, пригласите лучших модельеров. Через некоторое время ваша фирма начнет подниматься, люди потянутся к вам за обувью, выстроятся в очереди. Чем ваша продукция лучше, чем выше ее качество, тем выше на нее цены.
А у нас ведь все совершенно иначе: чем больше мы проникаем в тайну гармонии, начинаем видеть мир по-своему, чем больше понимаем, что такое настоящее искусство, тем более мы становимся сложными, а значит, все менее и менее понятными. Если мы будем угождать публике, то будем создавать дешевку. А если мы серьезно развиваемся, то создаем полотна, которые, может, в нашей жизни даже и не будут приняты, оценены, поняты, приобретены. Нужно быть готовым к забвению, если ты выбрал этот нелегкий путь. На десятки, а иногда на сотни лет многие великие художники были незаслуженно забыты: Эль Греко, Ван Гог… Некоторые неизвестны и по сей день! В своей исследовательской лаборатории я занимаюсь тем, что «открываю» их имена.

 

А у вас судьба сложилась? Вы признаваемы?
— Я всегда придерживался левых взглядов, и не признавался, и был преследуем в Советском Союзе. Помню, в 60-е годы в Ленинграде мне было понятно, что мои работы никому не нужны, что их никто не выставит, но я днем занимался тяжелой, грязной физической работой на городских помойках, на морозе убирал снег, колол лед, а ночью писал картины. Потому что не мог жить без этого. И так же мои друзья, поэты и писатели Виктор Кривулин, Володя Уфлянд, Олег Охапкин, Олег Григорьев, ныне покойные. Они писали «в стол», кинофильмы годами лежали «на полке», партитуры пылились. Но прошло время и действительно оказалось, что «рукописи не горят». Хотя и сейчас я не признаюсь верховной правящей «элитой современного искусства».
В СССР я был не угоден тем, что писал и рисовал, как хотел, был объявлен «левым бунтарем», был на принудлечениях в психиатрических больницах. Сегодня я объявлен новоиспеченными так называемыми специалистами и кураторами по современному искусству «правым ретроградом» потому, что не следую ежедневно меняющейся моде, а занимаюсь в искусстве тем, что считаю интересным и действительно нужным и серьезным.
Ну, негоже Михаилу Шемякину прыгать голым, как популярнейший московский мэтр Олег Кулик, и соревноваться с ним, кто дольше «сикнет». Опять же, негоже Шемякину писать в стиле Дубосарских и Виноградовых «аляповатые» портреты Шварценегера в трусах на фоне полуголых Толстого и Достоевского в окружении счастливых пионеров. Ну китч, ну не ново, однако не княжеское это занятие, согласитесь.

 

Тогда вопрос, а где брать силы на это?
— Прежде всего, я думаю, любой серьезный художник — всегда верующий. Может, он не ходит в церковь, но мы всегда в своем творчестве сталкиваемся с метафизикой. Поэтому, если мы будем в себе воспитывать силу нашего духовного начала, победа будет за нами.

 

© Из личного архива Михаила Шемякина

© Из личного архива Михаила Шемякина

Ваш отец Шемякин-Карданов старший в 30-е годы занимался тренировкой джигитов, участвовавших в парадах на Красной площади, и сам в них участвовал. Что вы почувствовали, когда закончили писать сценарий программы фестиваля «Спасская башня»? Какие эмоции испытали, глядя на шоу?
— Отец сел на коня в девять лет, а в 13 уже получил два первых ордена Красного Знамени. Он герой Гражданской и Великой Отечественной. С мальчишеских лет я постоянно слушал военные оркестры. В полку, которым отец командовал в Германии, он организовал кружок самодеятельности для солдат, и я принимал в нем участие. Отец научил меня очень сложному и болезненному хождению на пальчиках. Сначала ноги, конечно, в кровь стираются, а потом привыкаешь и начинаешь подпрыгивать и приземляться на пальцы. Кожа в ноговицах не толще кожи в женских перчатках. Пляшешь словно босиком. Лезгинка, кабардинка – прекрасные танцы моей малой Родины — я исполнял в военном ансамбле.

Молодого Шемякина выпустили из психиатрической клиники. Миша шел домой и повстречал вдруг собственного отца. Отец и мать его были в разводе. Полковник в отставке спрашивает:
— Откуда ты, сын, и куда?
— Домой, — отвечает Миша, — из психиатрической клиники.
Полковник сказал:
— Молодец!
И добавил:
— Где только мы, Шемякины, не побывали! И в бою, и в пиру, и в сумасшедшем доме!
С.Довлатов «Соло на Ундервуде»

Так вот, каждый раз, когда я приезжаю на фестиваль, у меня по коже бегут мурашки: вспоминаю отца, который много раз скакал по Красной площади. Приезжают мои родственники из Кабарды, из Осетии, и, когда объявляют нашу фамилию древнего рода, они все встают, потому что для них это большой подарок. И я подумал, как был бы удивлен и обрадован мой отец, зная, что его сын, изгнанный в свое время из всех художественных школ и высланный из России, будет стоять на этой Красной площади и продолжать его дело – управлять конниками. В этом есть своя доля того, что мы именуем мистикой.

 

Как вы — скульптор, художник, график — стали одним из авторов этого проекта?
— До «Спасской башни» у меня уже был театральный опыт работы на больших площадях — я участвовал в постановочных проектах Венецианского карнавала на площади святого Марка. А в 2008 году услышал о фестивале от своих московских друзей. Затем они познакомили меня с замечательным человеком, комендантом Кремля генералом Сергеем Хлебниковым. Это его идея — проводить на Красной площади международный праздник военных оркестров. Мы договорились о сотрудничестве. Я сразу проникся симпатией и к нему, и к его детищу. Было решено, что на Императорском фарфоровом заводе по моим эскизам сделают фарфоровую статуэтку Щелкунчика, который одновременно является военным персонажем и принадлежит музыке благодаря Гофману, Чайковскому и Валерию Гергиеву. Теперь мой Щелкунчик открывает и закрывает фестиваль. Вот так все красиво переплелось. Эта статуэтка стала символом «Спасской башни». Получилось с юмором и не без вкуса. Также я написал сценарий, работал с лошадьми, делал эскизы к костюмам.
И когда в первый раз выскочила «конница из ада», «армия антихриста», как назвал кавалеристов Наполеона в 1812 году митрополит Платон в своем обращении к русскому народу, я вспомнил, сколько же было затрачено нашим рабочим коллективом времени и сил. Шла работа с кавалеристами, нужно было приучать лошадей к взрывам петард, потому что иначе они могли испугаться и понестись вместе со всадниками. Представляете, что бы было? Перед многотысячной толпой зрителей! Работа шла месяцами. Спасибо моему замечательному помощнику режиссеру Роману Мархолии, выполнявшему надзор за этой сложнейшей постановкой.

 

Что для вас означает каждый год приезжать в Москву на «Спасскую башню»?
— Для меня ценность и смысл фестиваля состоят в том, что это шаг к восстановлению утраченного генофонда. Самая большая трагедия России — систематическое истребление ее лучших людей, которое началось в 1917 году и продолжалось до недавнего времени. Когда я делал иллюстрацию к песне Владимира Высоцкого «Купола», то взял два тома выпущенных в Питере «расстрельных» списков. Два тома убористого текста, на каждой странице — до полуторы сотен фамилий. Каждая фамилия объединяет несколько семей. Интеллигенты, мастеровые, офицеры, торговцы… Когда ты видишь эти «расстрельные» списки, то понимаешь, как происходило истребление работающей, мыслящей России.
Военно-музыкальный фестиваль и другие подобные события, которые пробуждают патриотические струны в душе, — это те зерна, которые должны дать очень важные всходы. Сегодня ведь считается дурным тоном говорить о патриотизме, слова «Родина», «патриот» зачастую произносятся сквозь зубы, с усмешкой или явной иронией. Но без восстановления генофонда России не существовать. Работа эта длительная и трудная, она включает приобщение не только к труду и честности, но и к хорошей музыке, и к высокой литературе. Мое же служение России не прекращалось и после моего изгнания из СССР в 1971 году.
Я всегда подчеркивал, что являюсь русским художником, занимался пропагандированием искусства русских нонконформистов, издавал о них книги, журналы, альманахи. Устраивал из вывезенных коллекционерами за границу картин выставки запрещенных в СССР художников. Мое кредо: Родину не выбирают – ей служат. Ей служил мой друг Высоцкий, служил академик Сахаров, служит комендант Московского кремля Сергей Дмитриевич Хлебников, служу и я.

 

Источник — Ридус. Агенство гражданской журналистики.